Застолье. В деревне на отдыхе. Да? Вы помните ЭТО? Это дом из красного кирпича, изнутри оббитый деревом нежнейшего бежевого цвета. Вы заходите, а он пахнет... Вы проходите в малюсенькую комнатку с единственным столиком, двумя стульями и скрипучей, двухэтажной кроватью, а он пахнет... Вы исследуете соседние, более обширные комнаты, вы поднимаетесь на второй этаж по крутобедрой неверной лестнице, где расстояние между ступеньками гулливеровское, а ширина ступенек лилипутская, а он все равно пахнет... И лишь когда вы выходите из красного дома, этот запах отпускает, но тогда начинает пахнуть лес.
Застолье... Это такая крутая лестница на второй этаж, по которой нужно прошвырнуться раз двадцать, балансируя с тарелками, переполненными огурчиками, помидорками, сладко пахнущие шашлыками, и изжаренными на углях сосисками, с бутылями беленькой, пивом, мартини, черте чем и сбоку бантик, с нагло свисающими с тарелки ломтями нарезанного сыра, салями, буженины, тонко пахнущим флером укропчика, прямолинейными стрелками лука, одноразовыми тарелками, вилками, и испускающими из-под закрытой крышки соблазнительные облачка пара кастрюльками. И под финал шипящим кипятком чайником. Садитесь. По кругу, вокруг круглого стола. И кружным путем начинают ходить округлые блюда, переправляя свое одурманивающе пахнущее содержание во вселенные круглых тарелок. И нахально тенькают друг об друга бока граненых рюмок. Шестигранных, как и это застолье. Шестигранное застолье. За круглым темным столом. Кетчупы и вилки. Соусы и пиво. Пиво и мартини. Мартини и водка? Раскрасневшиеся полные лица людей на отдыхе. Разговоры за жизнь. "А у них водка?" "А что у нас..." "Наша водка лучшая в мире!" "А везем мы ее из-за границы". Шуршание, аппетитное чавканье, звон рюмок. Первая, вторая, третья. Лица становятся красными. Радостным голосом: "Упал вертолет, да?" "Все погибли, да?" "Ой, да что ты говоришь!" А голоса громче (хотя, казалось бы куда уже?) "А еще был у нас на судне, так тот вообще с ума сошел..." "Ну, выпьем!" Пышногрудые дамы с раскрасневшимися лицами ложатся тециановскими формами в переполненные тарелки, чтобы чокнуться наполненными огненной жидкостью сосудами с захмелевшими усатыми мужчинами. Кадр достойный Филини. "Девочки, а что же вы женихов не взяли?" Разговоры о грибах. "А мы во-о-от такие!" "А мы во-о-о-от такие..." Ветряные мельницы рук.
Четвертая, пятая... Я сбиваюсь со счета, пьющие тем более. "Ой, девчонки, вы не слушайте, я могу иногда ругнуться!" И взгляд из-под приспущенных ресниц. Взрослые... Разномирье.
Сбежать из-за стола. За эти стены, за черту красного дома. В "снаружи". И там слышать рупорный, пьяный смех. Взрывами, урывками. Иномирье. А там шумит ветер, запутавшись в темной, неверной накидке деревьев. А фонари, словно куртизанки выглядывают заманчивым, зеленым светом из пышных шалей окутавшей их листвы. Прохлада. Спокойствие. Свет распираемого раковой опухолью пьяного веселья дома, контрастирующий с мягкой заводью зеленого свечения фонарей. Деревянный мост вникуда. Скамейка под раскидистыми ветвями безымянного исполина. Трава. Мокрая. Вихляющая тропинка, то открывающая малюсенькие, почти игрушечные частные домики отчего-то прижившихся в русской глуши французов, то романтичные пригорки, на которых не зазорно было бы водить хороводы и стайкам лесных эльфов. Беседка, сбитые на помосте скамейки и абсолютная чернота уходящей вверх площадки, где смыкают объятья, словно подступившие к вторгнувшимся в их владения людям, деревья. Там могилы и чернота. Тишина... Разговор... Бессловесность... А потом снова дом. Из красного кирпича. Уже поутихший, отмучившийся весельем. И пустой второй этаж с живописными объедками на круглом столе. И скрипучая двухэтажная кровать. И запах дерева. Запах дерева от стен...